Я ПРИСЯГАЛ НЕ ПРЕЗИДЕНТУ, А КОНСТИТУЦИИ

18 февраля исполнилось шестьдесят лет Валерию Зорькину — судье Конституционного суда и его бывшему председателю, под руководством которого суд принял знаменитое решение от 22 сентября 1993 года, расценившее указ Бориса Ельцина № 1400 о разгоне парламента как основание для немедленного прекращения президентских полномочий. В последние годы Зорькин избегает выступлений в СМИ и почти не дает интервью. Между тем десять лет назад он был одной из ключевых фигур в российской политике. И не его вина, что «война властей», которую он всеми силами стремился предотвратить, все-таки привела осенью 1993-го к печальному финалу…
До того как стать в ноябре 1991 года председателем КС, профессор Зорькин преподавал в Академии МВД и возглавлял группу экспертов Конституционной комиссии РСФСР, которая осенью 1990 года подготовила первый проект новой российской Конституции. В нем присутствовали и сильный парламент, и сильная исполнительная власть, и независимый суд — предполагалось, что все три «ветви власти» будут уравновешивать друг друга. При этом именно Валерий Зорькин, по горькой иронии судьбы, отстаивал перед членами комиссии идею президентской республики в стране, убеждая их: парламентская форма правления хороша для спокойных эпох, а переживающая смутное время Россия нуждается в сильной власти. В конце концов с ним согласились — и на референдуме 17 марта 1991 года в России был введен президентский пост. Ну а осенью, когда был создан КС, Зорькин сперва стал одним из судей, а затем был избран председателем суда. Формально он стал третьим человеком в России — после президента Ельцина и спикера Верховного Совета Руслана Хасбулатова.
Тогда, помнится, в моде были рассуждения о необходимости переведения политических конфликтов в сферу права, о самоограничении власти… Вольно же нам было мечтать. Очень скоро выяснилось, что «самоограничиваться» российская власть — и в первую очередь исполнительная — категорически не желает. Да и подчиняться закону и Конституции, которые ей не нравятся, — тоже.
Первому составу КС суждено будет работать менее двух лет. Однако сформированный в период безграничного влияния Ельцина суд сразу продемонстрировал, что не будет послушным инструментом президентской власти. Более того: вместо того чтобы (как рассчитывали в окружении Ельцина) признавать неконституционным то, что не нравится президенту, КС начал признавать неконституционными действия самого Ельцина. Недаром первым решением КС стало признание незаконным указа о слиянии милиции и госбезопасности. Затем последовало еще несколько решений, категорически расходящихся с набирающей силу идеологией пренебрежения законом во имя «интересов радикальных реформ», и председатель КС стал персоной нон грата в Кремле.
«Первый звонок» прозвенел в декабре 1992 года, когда грянул первый «конституционный кризис»: правительство демонстративно покинуло зал заседаний седьмого съезда российских депутатов, после чего и Ельцин, и съезд выступили с параллельными обращениями к гражданам. Столкновение было неминуемо, но ситуацию спас Зорькин, заявивший с трибуны враждующим «ветвям власти»: «Не можете договориться, как вам вместе работать, — договаривайтесь, как вместе уйти в отставку!». Заодно председатель КС ответил любителям рассуждать о скверной «брежневской» Конституции, которую необходимо срочно заменить новой: «Нет ни сталинской, ни брежневской Конституции — есть только действующая Конституция. Не умеете эту соблюдать — вам и новая не поможет...».
Казалось, что миссия удалась: враждующие стороны пошли на компромисс, но он оказался недолгим.
Десять лет назад — 20 марта 1993 года — Борис Ельцин появился на телеэкранах и заявил согражданам: «Сегодня я подписал указ об особом порядке управления страной». Президент заявил, что «сотрудничество с федеральными органами законодательной власти и ныне действующим депутатским корпусом невозможно», и сообщил, что «в условиях особого порядка управления не имеют юридической силы любые решения органов и должностных лиц, которые направлены на отмену и приостановление указов и распоряжений президента и постановлений правительства».
На 25 апреля назначалось голосование о доверии президенту и вице-президенту, которое «решит вопрос о том, кому руководить страной — президенту или Съезду народных депутатов».
Реакция последовала немедленно — в совместном телевыступлении вице-президента Руцкого, Хасбулатова, генпрокурора Степанкова и Зорькина указ об «особом управлении» подвергся жесточайшей критике. Через два дня собрался КС, который признал намерения Ельцина неконституционными, а Зорькин заявил: «Хотя президент подтвердил свою обязанность обеспечить соблюдение основ конституционного строя, избранные им средства противоречат этой цели»…
Ну а затем … Затем была осень 1993-го и «указ 1400», ставший переломным в судьбе Зорькина.
Стоило тогда ему проявить лояльность к президенту (или хотя бы просто не собирать КС, как это «рекомендовалось» в указе) — и, скорее всего, он и сейчас был бы председателем суда. Зорькин выбрал другой путь — встал на сторону закона, категорически отвергнув предлагаемое ему «широкое понимание права». И уже через несколько часов после выступления Ельцина с заявлением о разгоне парламента собрал судей КС. Оппоненты потом говорили: суд собрался ночью, без мантий, есть сомнения в его легитимности. Но собраться утром, по словам Зорькина, могли уже и не позволить.
Развернись тогда события иначе, возможно, у Валерия Зорькина был шанс стать следующим российским президентом. Но, во-первых, он оказался практически «отрезан» от телевидения, которое полностью приняло сторону Ельцина, и не мог «донести» до граждан свою точку зрения. А во-вторых, кровавый финал «войны властей» был запрограммирован в Кремле: президента уже убедили, что мир для него равносилен поражению, а оппоненты должны быть не просто побеждены, но и надолго дискредитированы…
«Я присягал не президенту, а Конституции, и не был ни с президентом, ни с парламентом — я выполнял свою присягу. Что требовать от судьи — закрыть глаза на нарушение Конституции? Оправдать разрушение конституционного строя во имя неких высших интересов? Гнать надо такого судью в три шеи из Конституционного суда — это не судья, а подпевала в мантии. Что касается «широкого понимания права», которого от меня требовали, подразумевая признание действий Ельцина соответствующим «духу Конституции», напомню, что первым это «широкое понимание права» начал проповедовать Гитлер…», — скажет потом Валерий Зорькин, ставший для торжествующих победителей одной из самых ненавистных фигур. Чтобы предотвратить роспуск КС, Зорькин подал в отставку с поста председателя, но это не спасло суд от приостановки его деятельности на полтора года.
После этого «обновленный» КС стал вести себя настолько смиренно, что о нем вообще стали забывать. Как и о Зорькине, оставшемся «рядовым» судьей и нечасто привлекающим к себе внимание. Между тем его позиция часто отличалась от позиции большинства — как, например, в 1995 году, когда КС оправдал наведение «конституционного порядка» в Чечне: Зорькин тогда выступил с резкой критикой вердикта коллег и заявил, что не может его принять «по совести судьи»…
То, что происходило в 1989–1991 годах, Зорькин сегодня вспоминает с грустной улыбкой. «Это была романтическая эпоха, — говорит он, — но настали другие времена. Более циничные и в чем-то очень похожие на прежние».
Что же, ему оказалось не по пути с теми, кто считал, что цель всегда оправдывает средства. И чьи средства слишком часто превращались в цель.
Борис ВИШНЕВСКИЙ
20.02.2003