Конституция и революция

"И сегодня, и еще очень долгое время для России трудно будет придумать что-нибудь лучше, чем сильная президентская республика... Все остальное приведет в конечном счете к хаосу и кризису", - считает председатель Конституционного суда России Валерий Зорькин

Валерий Зорькин не считает себя публичным политиком. Тем не менее должность председателя Конституционного Суда не оставляет занимающему ее человеку возможности оставаться в тени

Политической сенсацией февраля стали выборы нового председателя Конституционного суда России. Спустя десять лет КС вновь возглавил Валерий Зорькин. О месте и роли Конституционного суда в новой России и о "качестве" российской Конституции новый глава КС размышляет в эксклюзивном интервью "Итогам".

- Валерий Дмитриевич, вы ощущаете себя политиком?

- Если вы имеете в виду понятие "публичный политик", то нет. А с точки зрения того, что Конституционный суд обязан блюсти правовые рамки для осуществления государственной политики, - да.

- Каких шагов от нового председателя КС, по вашему мнению, ожидают коллеги-судьи?

- Пока точно сказать не могу... Скоро состоится пленум, на котором мы как раз и поговорим о наших проблемах и о том, как их решать. Я бы сказал, что нас ожидает движение без революции. Что же касается моего собственного представления о месте и роли председателя в Конституционном суде, то это первый среди равных. У нас не министерство, и остальные восемнадцать судей не являются моими подчиненными. Мы равны и независимы, но председатель имеет некоторые дополнительные функции. Например, представительские, он собирает и ведет пленумы, руководит аппаратом, планирует работу...

- А как вы видите роль и место самого суда в структуре российской власти? Например, во времена вашего первого председательства КС обладал правом непосредственно отслеживать конституционные несоответствия. Не считаете ли вы, что к такой практике стоит вернуться?

- Нет. Думаю, что это право было если и не ошибкой, то по крайней мере издержкой. Суд не должен этим заниматься. Мы взвешиваем конституционные нормы и положения того или иного закона исключительно по запросу. Если соответствующих обращений нет, КС молчит. Если бы мы были экспертным научным учреждением, то наша задача состояла бы в том, чтобы проанализировать ситуацию и сделать соответствующие выводы. Но наша роль в другом. Есть участники определенных общественных отношений - в сфере гражданских взаимоотношений, экономической и политической жизни, их интересы подчас противоположны. В процессе отстаивания своих интересов они могут прийти к выводу, что им мешает что-то в законодательстве. Они ставят перед Конституционным судом вопрос: является ли тот или иной закон препятствием для их деятельности? И мы им отвечаем. Если причина не в законе, то мы советуем поискать ее в чем-то другом. Может быть, на уровне правопотребителя. И таким образом строится модель защиты прав в правовом государстве. А если закон не мешает, то зачем Конституционному суду вмешиваться и проявлять ненужную инициативу?

- Если позволите, вопрос на самую, пожалуй, злободневную тему: о "качестве" Конституции. Вот уже несколько лет в обществе горячо обсуждается определенный набор тем: "центр и регионы", "административно-территориальное устройство России", "административная реформа"... И неизбежно все эти дискуссии заканчиваются вопросом: "А может быть, в Конституции что-то поправить?"

- Как судья Конституционного суда я не могу давать оценку Конституции. Но как специалист скажу, что проблема не в том, чтобы искать недостатки в Конституции, а в том, чтобы научиться правильно пользоваться этим драгоценным инструментом. Это как хозяйка, которая купила сверхсовременный кухонный комбайн, но не факт, что ее кулинарный эксперимент увенчается успехом. Может быть, совсем наоборот, выйдет нечто несъедобное... Вот так и с Конституцией: нам надо прекратить гоняться за миражами и научиться жить по Конституции. Даже посредственная Конституция, как и посредственное лекарство, не убьет пациента, а поспособствует его здоровью. В противном случае это будет жизнь не по Конституции, а по понятиям. А надо так: по Конституции и законам, но с понятиями.

- Но дискуссия о целесообразности принятия новой Конституции все равно идет. В США между тем за 200 с лишним лет было принято более двадцати поправок к Основному закону - и ничего...

- Причем замечу: поправок, по большей части касающихся не структуры власти, а прав человека. Жизнь, конечно, не стоит на месте, и изменения потребуются, но к ним надо прибегать тогда, когда есть понимание, что без них - гибель. В России, на мой взгляд, надо действовать именно таким образом. Хотя права народа на изменение Основного закона я нисколько не умаляю.

- Насколько правы те, кто говорит сегодня о создании "альтернативной Конституции"? Речь идет о принятии пакета законов, которые в совокупности называют "административной реформой"...

- Конституция - это правовой код, матрица, алгоритм, программа. Я представляю себе пирамиду, когда говорю о правовой системе России: на самом верху маленький срез пирамиды - это Основной закон, все, что ниже, его конкретизирует - законы, подзаконные акты, правоприменение их чиновниками и реализованные права граждан. Конституционный суд как раз и служит для того, чтобы толковать Основной закон и помогать усвоить дух Конституции, актуализировать ее. Но Конституция не может детально ответить на все вопросы. Нужна конкретизация законом. И законодатель на этом пути может сделать благо, а может и ошибиться.

- Все так, но Основной закон существует как бы в двух ипостасях - буквы и духа. В последнее время происходит следующее: соответствуя букве Конституции, закон искажает, а то и противоречит ее духу. Как быть в таком случае?

- Бывает такое. Закон регулирует ту или иную сторону общественной жизни, и на этом уровне можно исправить его недостатки, а можно воспользоваться буквой такого закона и сделать жизнь невыносимой. Но даже это не всегда означает, что плох закон. Чаще - плохи исполнители. А Конституционный суд обязан проверять конституционность закона, не только сообразуясь с его буквой, но и оценивать норму "по смыслу, придаваемому правоприменительной практикой и исходя из ее места в системе". Вы, по сути, спрашиваете о том, как сделать так, чтобы не омертвить ткань закона и не задушить живую жизнь. Отвечаю: надо действовать так, как диктует право. Это как в медицине: следует вести правильный образ жизни. Как говорится, не навреди.

- Приоритеты в жизни России меняются: идет строительство здоровой экономики, что невозможно без эффективного экономического законодательства. Не стоит ли, на ваш взгляд, обратить особое внимание именно на этот пласт нашего права?

- То, что приоритеты меняются, вполне закономерно. Ведь выработка властных полномочий происходит на первых этапах, а дальше растет интерес к экономической тематике. И тут действительно немало проблем. Например, в сфере налогового законодательства. В Конституционном суде сегодня много такого рода обращений. Это нас не пугает, и мы готовы к разрешению такой ситуации. Думаю, что нашего профессионализма хватит, чтобы разрешить споры с точки зрения права, а не с точки зрения экономической целесообразности.

- Кстати, о целесообразности. Были ли в практике КС случаи, когда однозначно ответить на вопрос, противоречит то или иное положение какого-либо закона Конституции или нет, было невозможно? Чем тогда руководствуется суд?

- Тем, чтобы найти баланс правовых интересов, как они записаны в Конституции. Не целесообразностью - кому подыграть или к кому прислониться, а найти ответ на конституционном поле. Вы правы, ответ найти непросто. И сомнения бывают постоянно. Но в конечном счете мы обречены на то, чтобы сказать "да" или "нет". Эти ответы могут быть как короткими, так и развернутыми.

- Но ведь были случаи, когда эти "да" или "нет" все равно звучали неоднозначно...

- Суд не может отрешиться от контекста, в котором мы все существуем. Судья живет в этом обществе, вместе с ним, он учитывает и цели закона, которыми руководствовался законодатель, но он не должен в основу решения класть экономическую или политическую целесообразность, потому что суд решает только вопросы формы права. В этом нет ничего обидного, потому что в рамках одной и той же формы можно сделать совершенно разные вещи. Возьмем для примера договор о поставках какого-то продукта: ведь можно благодаря ему получить прибыль, а можно прогореть. Виновато в этом случае не право. Право предоставляет равные возможности договаривающимся сторонам. Или, например, спор между Центром и субъектом Федерации по поводу разделения полномочий. Конституционный суд говорит, что из Основного закона вытекает такое-то распределение полномочий по памятникам архитектуры или чему-то еще. Как спорщики распорядятся нашим вердиктом, получат ли они прибыль или понесут убытки - не наше дело.

- Вы уже упоминали о международном правовом опыте. Есть еще одна примечательная деталь. В США, например, функции Конституционного суда исполняет Верховный суд, который занимается также и гражданскими делами и считается главной опорой гражданского общества. России такая система противопоказана?

- Верховный суд США скорее ближе к Конституционному суду по своим функциям. И не следует забывать, что у нас разные системы права. Я не буду вдаваться в тонкости по поводу двух мировых правовых систем, скажу только, что в англосаксонской системе права, которая принята в США, Верховный суд является вершиной судебной пирамиды, а в романо-германской системе (это условное название), которой придерживается Россия, есть устоявшаяся система конституционного правосудия, которое поручается специальному органу, именуемому Конституционный суд. Мы не подменяем собой общегражданские суды, но наши решения о нормах закона фактически предопределяют решения по гражданским или уголовным делам. Так что в российской правовой системе конституционное правосудие занимает высшее место в судебной иерархии.

- А в принципе для вас как ученого-правоведа какая модель государственного устройства представляется наиболее приемлемой для России?

- Это только народ может решить, какая форма госустройства ему подходит, так что прошу расценивать мой ответ не как руководство к действию. Думаю, что и в 1993-м, и сегодня, и еще очень долгое время для России трудно будет придумать что-нибудь лучше, чем сильная президентская республика. Подчеркиваю - очень сильная президентская республика. Все остальное приведет в конечном счете к хаосу и кризису. Причем к этому может привести как резкое ослабление президентской власти, так и чрезмерное ее усиление, вплоть до диктатуры. На нынешнем этапе Россия не может себе позволить стать парламентской, то есть перейти к такой форме госустройства, когда парламент играет решающую роль, а президент исполняет по большей части представительские функции. Такое может себе позволить, например, Германия, которая долгие годы развивалась под строгим контролем мирового сообщества. России приходится решать свои проблемы самостоятельно.

- Раз уж вы упомянули о 93-м годе... Тогда вы, как известно, противодействовали роспуску Верховного совета, инициированному Борисом Ельциным. Октябрьский кризис привел в том числе и к принятию ныне действующей Конституции, нормы которой и должен блюсти КС. Как вы, по прошествии десяти лет, оцениваете те события?

- Честно сказать, оценивать те события трудно, да не очень-то и хочется: я действующий судья, я извлекаю, конечно, определенные уроки, но я не историк и не мемуарист. Не акцентируя внимание на субъективных ошибках, сделанных в то время, в том числе и моих ошибках, скажу: КС обязан соблюдать и хранить Конституцию, он не может ее менять. Вот в ту эпоху, в той системе координат сложилась именно такая обстановка, которая объективно провоцировала этот конфликт. Но КС не имел право сказать "неконституционная Конституция" - это же абсурд! Конституционный суд - не политический орган и не орудие власти, так что он сделал единственное, что ему полагалось: с правовой точки зрения оценил - права та или другая сторона. К сожалению, в рамках права стороны не смогли найти компромисса. Но мне не хотелось бы, чтобы моя нынешняя интерпретация тех событий была воспринята как оценка конкретных персоналий. Для себя я уроки извлек, я понимаю, что можно было бы сделать так, чтобы избежать такого политического эффекта. Но с правовой точки зрения я не собираюсь каяться, потому что мы выступали не в пользу парламента, а призывали действовать на правовом поле. Поэтому, когда звучат обвинения, что Зорькин поддержал Верховный совет, то это не соответствует истине. Мы советовали искать компромисс. Но что сегодня об этом говорить?.. Историю нельзя переписать...

- На ваш взгляд, была ли у России политическая альтернатива в 91-м или 93-м?

- Альтернатива есть всегда. Мы сами выбираем свой путь. Другое дело, что выбор этого пути в 1991 году привел к тому, что общество консолидировалось вокруг первого президента России, а в 1993-м уже была иная ситуация - эту консолидацию пришлось осуществлять через такое трагическое событие. Но я вообще не хотел бы заниматься оценкой тех событий, потому что, на мой взгляд, все, что случилось в 93-м, происходило вне правового поля. Это была революция или ее этап, когда казалось, что по-другому уже нельзя. История не знает сослагательного наклонения. С позиции сегодняшнего дня, может, и можно изыскать способ мирного решения проблемы. Но ничего уже не переделать. Возвращаясь к одному из ваших вопросов - о роли КС тогда и сейчас, могу сказать, что, может быть, тогда было бы лучше заявить, что Конституционный суд вообще не будет давать оценок и вмешиваться в ситуацию, так как стороны действуют не на правовом поле. Конституционный суд не может действовать в такой революционной, а стало быть, неконституционной обстановке. Конституция несовместима с революцией.

- А сегодня, по-вашему, Россия твердо вступила в эпоху эволюционных преобразований?

- Как юрист, специалист по конституционному праву, скажу: нет причин говорить, что повторение тех событий возможно. Есть возможности и рычаги у власти и общества, чтобы обеспечить посредством реформ построение в России демократического общества, развитой экономики. Как это происходит на Западе, учитывая, разумеется, имеющуюся специфику.

- Сложившаяся в России судебная система соответствует этому уровню?

- Судебная реформа предполагает прежде всего наличие независимого суда. Все остальное - лишь конкретизация этого. Уже созданы основные ветви судопроизводства - суды общей юрисдикции, арбитражные и Конституционный суд. Так что первый этап, как он закреплен в Основном законе, пройден. Это основа основ. И если кто-то вздумает это ломать, пусть сначала хорошенько подумает, каковы могут быть последствия.

- Вы стали председателем Конституционного суда в традиционно сложный для России период - приближаются парламентские и президентские выборы. Готовы ли вы к возможным попыткам со стороны разных политических сил вовлечь суд в решение политических споров?

- Этого сделать не удастся. И свои функции Конституционный суд исполнит без вмешательства в политические дрязги. Хотелось бы, конечно, чтобы споров не возникало, но избежать этого вряд ли удастся. Доказательство тому уже есть: запрос насчет поправок к закону "О референдуме"...

Конституционный Суд - не министерство, его председатель - не начальник, а первый среди равных. На фото: за спиной Валерия Зорькина портреты всех членов КС с момента его создания
(Фото: АНДРЕЙ ЗАМАХИН)