ТЕОРЕТИК МАЛЫХ ДЕЛ

КАЗУС ЗОРЬКИНА

Второе пришествие Валерия Зорькина

Что известно большинству жителей Российской Федерации о нашем Конституционном суде? Сдается, совсем немного. Во-первых, разумеется, то, что он существует в природе. Во-вторых, этот суд очень долго рассматривает дела и вечно что-нибудь чудит с губернаторскими сроками. Наконец, он вроде бы подтвердил когда-то незаконность режима прописки, однако на самые "жлобские" и недружелюбные к приезжим региональные власти, например в Москве и Краснодарском крае, мера сия, как легко заметить, не произвела ни малейшего впечатления.

Граждане, имеющие обыкновение пристально следить за прессой, могут к тому же отметить, что Конституционный суд, как правило, принимает по любым поводам решения, мягко говоря, не слишком противоречащие явным и тайным пожеланиям кремлевской администрации. Только так было, добавят они, далеко не всегда.

Кто вы, доктор Зорькин?

В связи с этой общей невнятностью сведений повторное избрание Валерия Зорькина председателем КС оказалось в известной мере сенсацией для всех услышавших о нем. Но сенсацией двоякого рода: если многие профессиональные истолкователи с ходу усмотрели здесь какую-то многозначительную интригу, то иные знакомые автора заметок, не столь искушенные в политике, удивлялись, что Зорькин вообще до сих пор находится в составе суда: "А разве его не сняли еще в девяносто третьем или когда там происходил этот мятеж в Белом доме?". (Кое-кто полагал даже, будто он отсидел в Лефортове заодно с Хасбулатовым и Руцким.) Пришлось объяснять, что "убрать" таким путем пожизненно избранного конституционного судью - задача более чем непростая.

Притом путь Валерия Зорькина в столь противоречивые фигуры политического класса нельзя назвать ни особо извилистым, ни тем более тернистым. Он смолоду отличался в научных занятиях, коль скоро по окончании юридического факультета МГУ был оставлен при кафедре в должности старшего преподавателя; дальнейшая карьера складывалась и благополучно, и вполне традиционно. Защитив докторскую в 35 лет, перешел на работу в систему МВД СССР, где получил звание профессора. Само собой, состоял в КПСС (вышел после августовского путча). Когда началась эпоха перемен, Зорькин явно не стремился разделить славу своего ленинградского коллеги Собчака; во всяком случае, баллотироваться в депутаты не стал. И в дальнейшем все подобные предложения (после известных событий посыпавшиеся, как из рога изобилия: в 1996-м некая инициативная группа даже пыталась выдвинуть его в президенты) он неизменно отклонял.

Приглашение видного специалиста по государственному праву во главу экспертной группы Конституционной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР в 1990 году также было вполне естественным. Более примечательно то, что осенью следующего года съезд охотно выбрал его в новый орган власти новой страны - Конституционный суд. Ведь Зорькину, как вспоминают очевидцы, случалось вступать в жесткие дискуссии с членами комиссии и депутатами, отстаивая концепцию президентской республики, которую он считал оптимальной для смутных времен, тогда как парламентская форма правления, по его словам, лучше подходила для "умеренных штормовых нагрузок". Многие полагают, что самим своим избранием в президенты - точнее, правовым оформлением этой процедуры - Борис Ельцин обязан именно Валерию Зорькину. Конечно, в тот момент громоздкий и слабоуправляемый российско-советский парламент еще не успел "пойти вразнос", зациклившись на борьбе с реформами; он пока не опомнился от переживаний августа-1991 и в целом даже смотрелся довольно "прогрессивно". Однако не стоит видеть в людях лишь худшее: возможно, нардепы и впрямь оценили принципиальность ведущего эксперта. Инициаторами же выдвижения его кандидатуры в КС стали "Коммунисты за демократию", чью группу до своего вицепрезидентства возглавлял Александр Руцкой; так впервые пересеклись эти двое. А уж дальше члены судейского собрания решили отдать профессору пальму первенства в своем кругу.

В ту пору председатель КС одинаково положительно оценивал свои отношения и с Ельциным, и с Русланом Хасбулатовым, и даже с Сергеем Шахраем (уже активно строившим планы перехвата "конституционной" инициативы в пользу администрации). В строгом соответствии с должностными обязанностями Зорькин защищал все ветви законно избранной власти и как-то раз публично заявил, что "не допустит, чтобы равно президент или парламент оступились в пропасть".

Первая линия его разрыва с Кремлем наметилась летом 1992 года. Идеологическая рубка между противниками, называвшими друг друга "коллективным Распутиным" и "боярской фрондой", была в полном разгаре. В ноябре Валерий Зорькин подписал постановление по итогам слушаний Конституционного суда о проверке, с одной стороны, законности указов Ельцина о запрете КПСС, с другой - конституционности самой компартии. Немалая часть тогдашней демократической общественности надеялась на второй Нюрнберг, но решение суда получилось в духе "ни нашим, ни вашим": действия президента России признаны конституционными, но лишь в отношении руководящих органов партии и ее ячеек на производстве; при этом КПСС не является преступной организацией, следовательно, имеет законное право сохранить свои территориальные "первички".

У всех антикоммунистов выводы демократического КС вызвали глубочайшее разочарование, без малого шок. Но, право, стоит вспомнить по этому поводу другое характерное высказывание Зорькина и... тему его второй диссертации.

Материализм или эмпириокритицизм?

В декабре 1992 года, во время первого конституционного кризиса "из-за Гайдара", когда президент и парламент параллельно выступили с призывами к россиянам, Валерий Зорькин сумел временно охладить пыл соперников, бросив им с трибуны съезда: "Не можете договориться, как вместе работать, тогда договаривайтесь, как вам вместе уйти в отставку". И добавил: "Нет ни сталинской, ни брежневской конституции: есть только действующая конституция. Не умеете эту соблюдать - вам и новая не поможет".

Меж тем действовавший тогда основной закон при всем желании трудно признать удачным: он был столь же тяжеловесным и неудобным на практике, как парламент подновленного эрэсэфэсэровского образца. В конституционной комиссии давно заседали совсем другие люди с иными интересами; проект, предлагавшийся экспертной группой Зорькина, получил на редкость неудачное воплощение. Или, сказать точнее, не получил, по сути, никакого. Любые новации "до принятия главного акта", которое все откладывалось в борениях сторон, оформлялись в виде поправок к старой "брежневской" основе, их накопилась в общей сложности не одна сотня. В общем-то, и сакраментальную проблему КПСС пришлось решать, исходя из этой данности: именно потому победителей на процессе не было.

Тем не менее Зорькин, как можно догадаться, не просто мирил этими словами зарвавшихся начальников, но высказывал некое заветное кредо, по всей вероятности, намеченное еще в докторской работе. Та носила заголовок: "Позитивистская теория права в России (историко-критическое исследование)".

Отношения коммунистической философии с направлением позитивизма, сформированным в 1830-е годы Огюстом Контом, всегда отличались запутанностью. Пролетарские основоположники, судя по всему, немало позаимствовали у последнего, но, как часто бывает в подобных случаях, яростно открещивались от предтечи и его адептов; множество самых великих, с точки зрения советской школы, трудов Маркса, Энгельса и Ленина целиком посвящено зубодробительной критике различных течений позитивистской мысли. Позитивизм, говоря в относительном упрощении, как и диамат, признает подлинным знанием лишь то, что дано в чувственном опыте, однако он, в противоположность системе, ставящей своей целью "переделать мир", начисто отрицает ценность каких-либо руководящих и направляющих идеологий. Оттого на бытовом, не философском, уровне его часто воспринимают как "теорию малых дел".

В 1978 году соискатель докторской степени Валерий Зорькин, естественно, обязан был сосредоточиться в первую голову на критике чуждых строителям коммунизма принципов государства и права. Но сколько знаем мы примеров из тех времен, когда враждебные советскому человеку идейки благополучно распространялись под видом злобного развенчивания оных, поскольку иначе нельзя было никак, - а хотелось же...

И не резонно ли предположить (хоть такая метода тоже отдает невольным упрощением), что вот это самое оно и есть: дескать, к черту всю вашу идейную борьбу - не бывает установлений плохих или хороших, только действительные либо недействительные!

Что общего у кота с парламентом?

После словесных стычек на съездах многие отечественные СМИ, увлеченные не столько вопросами философии, сколько "критической критикой" Бориса Ельцина и изрядно уже перетасованного правительства реформ, начали обращать на Зорькина особо пристальное внимание. Постепенно в глазах общества он становился как бы главой всей судебной власти в стране, хотя с правовыми нормами в строгом смысле такое представление не имело ничего общего. А одно издание "самой-самой" интеллигентской оппозиции сподобилось провозгласить его надеждой России; ни больше ни меньше - поэтом, мыслителем и государственным деятелем. Для юриста, возглавляющего конституционный арбитраж, пусть и на федеральном уровне, пожалуй, все же чересчур...

К тем событиям десятилетней давности восходит печальная история о любимом коте Валерия Дмитриевича. По мере того как портились отношения Зорькина с кремлевской администрацией (в марте 1993 года он публично осудил телевыступление Ельцина, готового обнародовать указ "Об особом режиме управления до преодоления кризиса власти"), председателя КС явочным порядком отстранили от госдачи, находившейся буквально через забор с загородной резиденцией главы государства. Тут-то один из президентских охранников и расстрелял несчастное животное - то ли в порыве неуместной бдительности, решив, что на дачу пробрался опасный агент (как предполагала, например, моя коллега Валерия Новодворская), то ли просто "развлекаясь", как гласит досье Национальной службы новостей. Как бы там ни было, взаимных симпатий этот житейский случай не добавил. Много позже, когда все неприятности, что называется, уже устаканились и тот же президент решил в порыве щедрости выдать каждому члену КС по роскошному участку на Рублевском шоссе в бессрочное пользование, Зорькин отверг подношение, как рассказывают, весьма демонстративно. Не от укоренившейся ли неприязни к госдачам как таковым?

И вот наконец грянул "черный октябрь", когда Валерий Зорькин сперва объявил неконституционным президентский указ N 1400 о роспуске парламента, а затем, явно выходя за рамки прямых обязанностей судьи, долго пытался взять на себя функции главного миротворца страны, но при этом заметно "больше признавал" советскую половину враждующих.

Почему так вышло? Возможно, и не без подспудного влияния восторженных мизантропов, в одночасье лишившихся сладких пряников той эпохи, когда уже все без малого было дозволено, - а давалось еще совершенно задарма. Но, думаю, не это главное. Ельцин не чувствовал нужды в советчиках. Уверовав в абсолютное превосходство собственной легитимности (словно парламент выбирали какие-то другие люди совсем в другой стране или, по крайней мере, в достаточно отдаленную историческую эпоху), он любую ситуацию готов был разруливать напролом. И чем дальше отодвигал от себя слишком независимого судию, тем, вероятно, сильней сам на него и обижался, и злился по непреложному закону психологии. Можно представить, какой ценой давались Зорькину переговоры с президентской вертикалью.

А вот у Хасбулатова с Руцким не было такой железобетонной уверенности в своем деле и силах - как оказалось, отнюдь не напрасно. Очевидцы помнят их игры, когда они заглядывали арбитру в рот и вели прельстительные речи о том, "как славно заживем мы с тобою, душенька", стоит устранить последнюю помеху законному венчанию властных ветвей в лице папаши-деспота...

Убедившись в крахе совдепии, Зорькин слег с гипертоническим кризом и подал в отставку с председательского поста, оставшись членом КС. По некоторым сведениям, этот шаг был вынужден угрозой обвинения в "создании правовой базы для экстремистских действий Руцкого и Хасбулатова". Впрочем, в декабре 1993-го он еще публично выступал с критикой нового проекта конституции, говоря, что "у этой власти больше полномочий, чем у президентов США и Франции вместе взятых", и даже напоминал, что, мол, первым "широкое понимание права" стал проповедовать Гитлер. Но потом, казалось, бесповоротно удалился из лиги российских ньюсмейкеров. Да и весь Конституционный суд РФ фактически парализовало на год с лишком.

Однако столь полного забвения Валерий Зорькин, замечу ради справедливости, явно не заслуживал. Из всех конституционных судей ему чаще других случалось высказывать особое мнение. К примеру, летом 1995 года он выразил несогласие с решением суда, который признал соответствующими Основному закону России указ президента и постановление правительства о вводе войск в Чечню. Апеллируя, что примечательно, теперь уже не к букве писаных норм, но к понятию "совесть судьи". И сегодня многие видные политики самых различных лагерей убеждены, что февральская победа Зорькина над Маратом Баглаем на очередных перевыборах председателя КС укрепит реальную независимость судебной власти. Правда, трудно понять, на чем основана такая уверенность: Владимир Путин, из чьих рук Зорькин три года назад принял уже без всяких оговорок почетное звание заслуженного юриста РФ, демонстрирует на свой лад ничуть не меньше рвения в строительстве президентской вертикали, чем его предшественник.

Кстати, переизбрание Валерия Дмитриевича оказалось подарком судьбы в буквальном смысле: как раз за три дня до триумфа он отметил свой 60-летний юбилей. Итак, восторжествовало... А, собственно, что?

Психологический откат

Превратна участь позитивиста по призванию, однажды угодившего волею случая в воронку революционной политики. В буйстве стихий всякая попытка исходить из классических суждений насчет "выбора дьявола": мол, я не с теми и не с этими, а с положительною истиной, которая вдобавок должна по определению обладать такими-то и такими-то измеримыми свойствами, - из принципов, в любых иных обстоятельствах несомненно благотворных, а зачастую и спасительных, способна с максимальной надежностью похерить самую почтенную репутацию.

Потому-то, скажем, и особое мнение Валерия Зорькина по Чечне обречено оставаться фактом, слабо памятным широкой публике. Что же закрепилось в ассоциативном ряду? А вот что: не столько даже личные впечатления (и прекрасное, и ужасное имеет свойство забываться), как пафосные заклинания на грани истерики, сохраненные на бумаге и в Интернете.

Вот хотя бы мемуары бывшего председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова о его недолгом звездном часе: "...Митинг на Смоленской площади в защиту конституции закончился после жесточайшего избиения тысяч людей; зверства омоновцев превзошли все представления - многих раненых добивали тяжелыми сапогами, упавшим разбивали головы, жестоко избивали журналистов. Ельцин изменил клятве на верность народу... Парламент призывает всех граждан, политические организации и профсоюзы встать на защиту своих прав и свобод, на защиту представительной власти. Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин сообщил, что уезжает на экстренное заседание, на котором в эти минуты начнется рассмотрение конституционности указа Бориса Ельцина. "Прошу не считать меня трусом, сбежавшим в эти минуты из ВС, - заявил Зорькин, - но мы должны рассмотреть сложившуюся ситуацию, и КС вынесет свой вердикт". Зорькин выразил солидарность с Верховным Советом и его председателем... Впереди, похоже, продолжение бойни. Впервые в истории России сформирован еврейский отряд молодых бойцов, вооруженный для борьбы с властью государства, порядками страны..."

Все, что здесь касается лично Валерия Зорькина, вполне возможно, точно такая же выдумка, как бесчисленные тысячи манифестантов, зверски истребленные отрядами евреев и еще почему-то (может, потому что писал вайнах?) осетин. Однако для людей, способных сохранять хоть какие-то понятия об истории, фигура Валерия Зорькина, сколь угодно справедливого во всех своих побуждениях, увы, неизменно будет связываться с делами, близкими умам и сердцам вполне определенного качества. В этом плане его "второе пришествие" совершенно невольно, но в чем-то и закономерно встает в один ряд с таковыми же пришествиями множества разнокалиберных и одинаково отталкивающих явлений - от дубовых фанфар сталинского гимна до бессмысленного, зато патриотично воспитующего курса военной подготовки в школе. Опять же такое, казалось бы, естественное в устах обязанного к беспристрастности чиновника высказывание Валерия Дмитриевича о том, что идеальным кондуитом для российских граждан он считает "движение в сторону центризма с флангов". Но как припомнишь новейшие свершения нашего, сказать с позволения, политического центра... бр-р! Хотя сам Зорькин, повторю, и не имеет ко всему этому прямого отношения.

Тем более он и сам заметил как-то раз, вспоминая романтику ранних девяностых: "Настают совсем другие времена. Более циничные и в чем-то очень похожие на прежние".

Фото:

- Конституционный кризис завершился "черным октябрем" 1993 года