Валерий ЗОРЬКИН:
РЕВОЛЮЦИИ НЕ СПОСОБСТВУЮТ УВАЖЕНИЮ К ЗАКОНУБессмысленно пытаться подправить прошлое. Гораздо конструктивнее извлечь из него уроки
— Недавно Конституционный cуд признал соответствующим Конституции запрет на проведение референдумов во время общероссийских избирательных кампаний. Авторы запроса, направленного в КС, полагали, что этот запрет ограничивает право народа на использование референдума как высшего и непосредственного выражения его власти…
— Суд счел необходимым «развести по времени» проведение выборов и референдумов. И та, и другая форма народовластия равнозначны с точки зрения обеспечения прав граждан на выражение их воли, и нельзя использовать одну форму волеизъявления в ущерб другой.
Есть две крайние позиции. Одни хотят, чтобы референдумов вообще не было. Другие хотят, что называется, «терроризировать» страну проведением непрерывных референдумов. Конституционный cуд занял следующую позицию: законодатель вправе ограничивать сроки, в которые можно проводить референдумы, но при этом на подготовку и проведение референдумов должно быть отведено достаточное время — не менее двух лет из каждого «выборного цикла».
Введение «моратория» на проведение референдумов перед выборами или в последний год полномочий органов федеральной власти — не юридический, а политический вопрос, решаемый в зависимости от политической воли законодателей.
— Ваше отношение к принципу «пусть рухнет мир, но восторжествует закон»? Может ли рухнуть мир, если закон торжествует? Или он чаще оказывается под угрозой, если закон, напротив, не торжествует?
— Отвечу так: если рухнет мир, то кому нужен будет закон?
Основное назначение закона — защищать и охранять этот самый мир. И плох тот закон, торжество которого может навредить и обществу, и человеку. Или плох правоприменитель, который так толкует закон, что он становится опасным для людей.
— «Писанные», сформулированные людьми законы в отличие от законов природы не действуют автоматически. Между законом и объектом его применения всегда располагается «передаточный механизм» — орган, во власти которого применить или не применить закон. И примеров «избирательного» применения (или неприменения) закона мы видим немало. Закон применяется по всей строгости в отношении политических противников и не применяется, когда нарушения допускают приближенные к власти персоны. Что делать?
— И у «приближенных персон», и у их политических противников равный доступ к правосудию, равное право на судебную защиту. Что делать? Идти в суд. Ситуация далеко не так пессимистична, как вы описываете. И она меняется. Меняется прежде всего в результате обращений граждан в суды и рассмотрения судебных исков. Показателен пример нашего
Конституционного суда. В нем в подавляющем большинстве случаев граждане выигрывают дела в спорах с властью.
— Помнится, в декабре 1992 года на Съезде народных депутатов России вы говорили: проблема не в том, что у нас плохая Конституция, проблема в неумении и нежелании властей жить по Конституции. Как вы считаете, научились ли наши власти за минувшие десять лет жить по Конституции?
— Я бы спросил иначе: а достаточно ли десяти лет для того, чтобы научиться жить по
Конституции? Тем более в России. И тем более что эти времена никак нельзя назвать стабильными. Прошедшее десятилетие — это самый острый и сложный этап эпохи преобразований, своего рода революция. А революции меньше всего способствуют воспитанию законопослушания.
И все же российская власть многому научилась. Да, некоторые положения
Конституции в должной мере не реализуются. Тем не менее я вижу, что
Конституция действительно стала важнейшим ориентиром для властей — и правовым, и нравственным.
— Много говорят о зависимости судов разного уровня от властей, особенно судов нижнего уровня, где очень трудно защитить свои права, если их нарушает мэр или губернатор. Казалось бы, все гарантии независимости судов установлены, а результат явно недостаточен. Как сделать суд подлинно независимым?
— Вряд ли кто-нибудь может дать готовый рецепт. И тем более сделать нечто такое, что в одночасье превратило бы нашу судебную систему в идеальную. Идеальных судебных систем нет. А те из них, которые считаются наиболее эффективными, шли к такому состоянию десятки или даже сотни лет, нарабатывая опыт создания правового государства.
Но это вовсе не повод для пессимизма в отношении российской судебной системы. Знаете, если бы все было так безнадежно и беспросветно, граждане не обращались бы в суды. А ведь количество их обращений стремительно растет, и откровенно недовольных решениями не так уж много. Трудно судиться с губернатором или мэром? Наверное, трудно. Но, во-первых, львиная доля судебных дел — это не тяжбы с губернаторами, а разрешение конфликтов одного гражданина с другим. А во-вторых, любое решение, как вы выражаетесь, «нижнего» суда можно оспорить в вышестоящих судебных инстанциях и в кассационном порядке, и в порядке надзора.
— Спор между сторонниками президентской и парламентской форм правления вряд ли разрешим даже в отдаленном будущем. В свое время именно вы отстаивали для России идею президентской республики. Изменилась ли за это время ваша точка зрения?
— Нет, моя точка зрения на этот счет не изменилась. Хотя как юрист я могу обосновать преимущества как одной формы правления, так и другой. Но ведь форма правления — это не более чем механизм, с помощью которого достигается та или иная цель. Выпиливать узоры на доске удобнее лобзиком, а яму рыть — бульдозером. Так же и конкретная форма правления: где-то она может способствовать процветанию общества, где-то может столкнуть его в пропасть.
В том, что касается президентской и парламентской форм правления, существует огромный мировой опыт — опыт чужих проб и ошибок, успехов и поражений. И этот опыт в целом говорит о том, что парламентская форма правления приживается и оказывается эффективной лишь в странах со стабильной экономикой и устоявшейся партийно-политической системой. Причем даже в таких странах эта форма успешна не всегда: в эпохи кризисов в парламентских демократиях почти неизбежно возникают острые государственно-политические проблемы.
— Ваша функция — «охранять Конституцию», а не оценивать те или иные ее положения. И все же, что вы думаете как юрист, а не как председатель Конституционного суда: следует ли в ближайшее время менять баланс властей в стране в сторону усиления влияния парламента? Целесообразно ли, чтобы правительство, как это сейчас активно обсуждается, формировалось по предложению парламентского большинства?
— Я считаю, что сдвиг баланса властей в направлении усиления роли парламента можно производить очень осторожно и лишь по мере становления тех социально-экономических и политико-правовых условий, о которых я только что сказал.
Что же касается изменений, которые жизнь заставляет вносить в Конституцию, то в ответ на это чаще всего приводят пример Америки,
конституция которой существует более двухсот лет. Что, жизнь за эти годы в Америке не изменилась? Она меняется, и в конституцию США вносят поправки. Но основные положения оставляют в неприкосновенности. Возникающие проблемы и спорные вопросы можно решать, во-первых, путем толкования
Конституции и, во-вторых, путем внесения при действительной необходимости поправок в Основной закон.
— Минуло немногим более десяти лет известному указу об «особом управлении» от 20 марта 1993 года, с издания которого начался пресловутый «конституционный кризис». Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но если бы можно было «переиграть» все события 1992–1993 годов, что нужно было делать для предотвращения последовавших схваток и трагедии «черного октября» 1993-го? И можно ли было что-то сделать?
— История потому и не знает сослагательного наклонения, что каждое историческое событие происходит не случайно, а вызревает, складывается из множества факторов. Причем история — не арифметика, это очень сложный процесс. И просчитать, чем обернулись бы те или иные действия, почти невозможно. Случилось то, что должно было случиться, и бессмысленно пытаться подправить прошлое. Гораздо конструктивнее извлечь уроки из этого прошлого. И думать о будущем…
Беседу вел Борис ВИШНЕВСКИЙ
21.08.2003
