ЗАКОН О СЕМИ КОПЕЙКАХ

Новые правила для должников меняют механизм заказных банкротств

Весь прошлый год одной из самых обсуждаемых тем было реформирование законодательства о банкротстве. Власти вдруг обнаружили, что действующий закон о несостоятельности 1998 года используется для передела собственности, даже президент упомянул об этом в своем ежегодном послании. Стали раздаваться голоса экспертов о том, что закон "развратил страну", являясь чуть ли не главным источником коррупции. Но когда его принимали в 1998 году, только и разговоров было о том, что закон соответствует всем мировым стандартам. А что, собственно, оказалось не так?

Увы, в период действия закона самое широкое распространение получил механизм так называемого "регионального захвата". Идея его проста. Некая финансово-промышленная группа (ФПГ) договаривается с губернатором "о сотрудничестве", четко обозначая объекты своего интереса в регионе. Объекты интереса чаще всего - крупные предприятия, имеющие значительную задолженность перед государством, интересы которого представляет территориальное отделение ФСФО (Федеральная служба по финансовому оздоровлению и банкротству). Для того чтобы арбитражным управляющим стал чиновник ФСФО, региональные власти ходатайствуют о включении предприятия в список социально значимых. Чиновник подконтролен местной администрации и заинтересованной ФПГ. Решение самых важных вопросов в процедуре банкротства оставлено на усмотрение суда, который, как правило, также зависим от губернатора. На предприятии вводится внешнее управление, в ходе которого чиновник выводит привлекательные активы в структуры ФПГ. К конкурсному производству от предприятия остается пустая оболочка, от продажи которой кредиторы, в том числе и государство, не получают ничего либо получают крохи. Заказные банкротства стали своего рода обычаем делового оборота, фактической нормой хозяйственной деятельности.

Игра на вылет

Исправить плохой закон можно, как известно, только одним способом - принять новый. Официальная версия законодательной перемены такова: нужно отстранить чиновника от непосредственного управления обанкротившейся компанией, но при этом сделать так, чтобы государство получило все долги. Для этого разработчики нового законопроекта (ответственным министерством было назначено Минэкономразвития) решили устранить для чиновника возможность становиться арбитражным управляющим. Законодателю вдруг стало понятно, что не чиновничье это дело - управлять предприятием.

По "старому" закону государство было включено в привилегированную очередь кредиторов, а за это было лишено права голоса на собраниях кредиторов. Если в конкурсном производстве удавалось-таки получить какие-то средства, то прежде всего они уходили государству. Впрочем, на деле все выглядело более чем скромно, если не сказать - смехотворно: в среднем бюджету удавалось получить семь копеек из каждого рубля задолженности. И потому было предложено дать госпредставителю право голоса на всех собраниях кредиторов, что означало бы возможность влиять на весь ход процедуры банкротства. (Заметим, что не все было так хорошо, как пытались это представить разработчики. При желании чиновник мог бы поучаствовать в чьем-нибудь "оздоровлении" в качестве арбитражного управляющего.)

Из практики применения закона 1998 года известно: когда чиновник становился арбитражным управляющим, он не особо радел о государственном интересе, а занимался по большей части выводом активов в дружественные структуры. Выглядело это так: голосуя задолженностью перед государством, чиновник непосредственно не распоряжается имуществом должника, но имеет возможность определять ход процедуры и в какой-то степени контролировать действия арбитражного управляющего, зависящего от решений собрания кредиторов.

Теперь ни за что не отвечающий чиновник будет принимать участие в каждой (! ) процедуре банкротства. Решения, определяющие движение процедуры банкротства, принимаются собранием кредиторов. Количество голосов кредитора пропорционально размеру задолженности. Так как государство чаще всего - крупнейший кредитор, то голос чиновника все равно становится решающим. Понятно, что контролировать действия "оздоровителя от государства" невозможно. При этом у него нет личной заинтересованности в том, чтобы государство получило свои долги, поскольку зарплата не зависит от эффективности его деятельности. Сколько копеек получит государство, чиновнику все равно. Зато существует возможность пополнения своего собственного бюджета.

Олигархи подсчитали, во сколько им обойдется это пополнение чиновничьего кармана. Оказалось, что это может стать дороже, чем прежде. Так что на третий день после принятия проекта в первом чтении было созвано экстренное заседание РСПП, участникам которого определенно не понравился предложенный вариант усиления роли чиновников под видом защиты интересов государства.

В РСПП была создана рабочая группа по разработке поправок, которые хорошо было бы принять во втором чтении. Надо отдать должное экспертам из РСПП, работавшим над пакетом поправок, - явные "дыры" в проекте были закрыты. Именно эта рабочая группа предложила окончательно устранить возможность назначения чиновника арбитражным управляющим (по версии, принятой в первом чтении, это было возможно при стечении некоторых обстоятельств). Также из полномочий ФСФО было исключено представление государства по обязательным платежам.

В бизнес-сообществе и прессе стало модно говорить правильные красивые слова о том, что собственность должна быть защищена, что это безобразие, когда нормально работающее предприятие отнимают у собственника. Не только разработчики, но и многие эксперты заявляли, что новый закон (вариант с поправками от РСПП) в полной мере отвечает задачам либерализации и оздоровления экономики. Ну что может быть более либеральным, чем уравнивание государства с коммерческими кредиторами (вывод в общую очередь кредиторов) с перспективой получения не семи, а трех копеек из рубля задолженности. (До сих пор частным кредиторам удавалось вернуть себе лишь 3, 84 копейки с каждого рубля задолженности.) Хотя на первый взгляд закон получался вполне цивилизованным, достойным любой страны с развитой рыночной экономикой.

Забыли буквально о "мелочах". Начать с того, что Россия - страна с переходной экономикой. Стоило бы помнить и о том, насколько изобретателен русский человек вообще и чиновник в частности. Не учли, что правила игры должны соответствовать ситуации.

Со вторым и третьим чтениями в Думе проблем не возникло. Поправки от РСПП прошли "на ура". Многие поверили, что вот она, победа прогрессивных либеральных сил, ратующих исключительно за развитие российской экономики.

"Мягкое" вето

Однако события развивались неожиданно. Президент не подписал принятый парламентом закон о банкротстве. Пропуск установленного конституцией срока подписания означал бы наложение президентского вето. Но закон жестко лоббировали, и для соблюдения срока задним числом было подписано так называемое "мягкое вето". Путин предложил свой вариант некоторых "косметических" поправок, будто бы усиливающих защиту интересов государства. Но реально они ничего не значили и не меняли. Зачем же было нужно вето? Возможно, это был всего-навсего способ потянуть время. Ведь самый интересный вопрос в законе так и не был решен: представляющий государство орган не определили. По всей видимости, окончательного слова ждали от президента. Но все зря. В результате возникло соломоново решение: определить уполномоченный орган постановлением правительства когда-нибудь потом, когда все группы интересов найдут какую-то равновесную точку.

Заметим, что для Путина вето было довольно эффектным пиаровским ходом. Действительно, после первого чтения о проекте было написано столько негативного, что одобрение его означало бы причастность к этому негативу. А так президент лишний раз выступил защитником интересов государства.

Удивительное произошло позже. Дума приняла вариант закона со всеми президентскими поправками во всех трех чтениях за один (! ) день. Это означало, что случившаяся в законодательном процессе пауза пошла всем на пользу - равновесие было найдено. И после этого кто-то еще смеет утверждать, что законодательный процесс в России - долгая и трудоемкая процедура! В итоге закон был подписан и в декабре 2002 года вступил в силу.

Когда закон уже был подписан, большинство экспертов (а вместе с ними и его разработчики) считали, что каждый государственный орган, перед которым имеется задолженность, сам будет голосовать своей задолженностью. По существу это значило, что самой важной фигурой становится представитель налоговых органов, поскольку задолженность по налогам представляет собой большую часть всех задолженностей перед государством. Пошли слухи, что сотрудники ФСФО начали в массовом порядке устраиваться на работу в Министерство по налогам и сборам.

Мера премьера

Однако вскоре глава правительства Михаил Касьянов неожиданно подписал постановление о назначении ФСФО представителем интересов государства в процедурах банкротства. Против такого решения выступали Герман Греф, Геннадий Букаев и Алексей Кудрин, которые предложили обсудить этот вопрос на одном из заседаний кабинета министров. Чем было вызвано беспокойство столь влиятельных членов правительства? Вероятно, Герман Греф как глава министерства, разработавшего закон, боялся, что практика заказных банкротств будет при участии ФСФО благополучно продолжаться, а виноват в конечном итоге окажется разработчик. Геннадию Букаеву хотелось, чтобы его министерство, как ответственное за сбор налогов, само приняло участие в получении задолженности. Однако постановление было подписано премьером без всякого обсуждения. Видимо, сложившийся баланс интересов устраивал в том числе и премьера.

А собственно, почему именно ФСФО? Чем сотрудники МНС или ГТК (Государственного таможенного комитета) хуже? Почему они не способны, по мнению премьера, представлять должным образом интересы казны? В структурах с четкой субординацией вышестоящий всегда знает, что делает нижестоящий. Чистый перед законом руководитель не позволит своим сотрудникам действовать вопреки интересам государства. Но МНС, в отличие от ФСФО, более сложная структура, установление контроля потребовало бы больших затрат времени и денег. Контролирующие ФСФО бизнес-группы не хотели появления на рынке заказных банкротств нового игрока "от государства", который стал бы диктовать свои правила. Наработанные, сложившиеся хозяйственные связи слишком удобны.

Понятно, что в настоящий момент штат ФСФО слишком мал для решения глобальных стратегических задач оздоровления экономики. Эксперты утверждают, что для реализации ответственной миссии ФСФО необходимо увеличение ее штата в 10-15 раз. Однако руководство этого уважаемого органа оценивает ситуацию гораздо скромнее: руководитель ФСФО Татьяна Трефилова считает, что достаточно увеличить штат всего-навсего в 2-2, 5 раза.

Теперь МНС, ГТК, внебюджетные фонды обязаны снабжать ФСФО всей имеющейся информацией, касающейся задолженности плательщиков перед государством. Если раньше каждое из этих ведомств при наличии оснований могло самостоятельно возбудить процедуру банкротства, то теперь все будет делаться исключительно через ФСФО: в лице этой госструктуры создана еще одна вертикаль власти, под санкции которой можно подвести практически любое предприятие. Ведь задолженность перед государством при желании можно найти практически у любого хозяйствующего субъекта.

Одно, впрочем, существенное изменение все же появилось - губернатор и его администрация не являются больше необходимым звеном процедуры банкротства. Механизма регионального захвата собственности под видом санации должников больше не будет. Схемы захватов, если они возникнут (а они возникнут! ), станут "федеральными". Просто заказные банкротства как способ передела собственности будут в ближайшее время доступны более широкому кругу хозяйствующих субъектов, ведь схема значительно упрощается. Не нужно больше договариваться с посредниками на местах, губернаторами, а с руководством ФСФО все, кому надо, уже договорились...

Фото:

- Лжеоздоровления предприятий не возвращают долгов государству, но пополняют армию безработных