Без уважения к коммерческой тайне невозможно построить рыночную экономику. Но и злоупотребление режимом секретности сильно мешает развитию рынка, тем более что руководители компаний проявляют иногда просто болезненную скрытность. Ссылаясь на тайну, можно скрывать не только источник средств на покупку “Юганскнефтегаза” и не только от журналистов. Некоторые акционерные общества умудряются секретить даже информацию о собственных руководящих органах и о реестре акционеров. Так что даже самой регулирующей организации удается получить эти данные только после судебных разбирательств.
Когда журналисты спрашивают у президента “Роснефти” Сергея Богданчикова, откуда у государственной компании, и без того обремененной долгами, деньги на приобретение “Юганскнефтегаза”, Богданчиков ссылается на закон “О коммерческой тайне”. При этом президент “Роснефти” не забывает сообщить, что соответствующий закон не просто дает ему право не отвечать на неудобные вопросы, но и предусматривает ответственность для тех журналистов, которые все-таки смогут добыть важную для рынка информацию собственными силами и решатся ее опубликовать. Впоследствии информация просачивается в прессу по крупинкам: что-то из годового отчета “Роснефти”, что-то из баланса ВЭБа, что-то из базы данных, похожей на базу банковских проводок ЦБ. И получается, что либо в раскрытии “секрета” виноваты не журналисты, а составители годовых отчетов, либо “секрета” не было вообще, либо тайное становится явным в зависимости от стечения обстоятельств.
При этом все понимают, что полностью государственная “Роснефть”, несомненно, государственный ресурс. Более того, по данным самой компании, она платит значительные налоги в бюджет, снабжает по поручению правительства многие регионы топливом, а сельское хозяйство — горюче-смазочными материалами, отвечает за восстановление нефтекомплекса Чечни, обеспечивает заказами предприятия ВПК. И все это обусловливает общественный интерес к финансовому здоровью “Роснефти”.
Понятие “общественный интерес” упоминается в законе “Об информации, информатизации и защите информации”. По нему сведения, содержащие информацию об использовании бюджетных средств и других государственных ресурсов, а также сведения, “представляющие общественный интерес”, не могут считаться конфиденциальными.
Как сбалансировать интерес общества, которому нужна правда, и интерес бизнеса, которому нужна тайна? Понятие “общественный интерес” прямо не упомянуто в законе о коммерческой тайне, там есть лишь ссылка на другие законы, в одном из которых — “Об информации, информатизации и защите информации” — “общественный интерес” встречается. Но определения этого понятия в российском законодательстве нет. Его появление в законе об информации — результат заимствования из западной практики. Но, например, в Великобритании, где есть понятие public interest, есть и определяющий его специальный закон, исключающий разночтения на этот счет.
При этом возможности неоднозначного толкования закона “О коммерческой тайне” проявляются не только в случае с “общественным интересом”. Когда чиновники ФСФР задают компании “Тольяттиазот” вполне обычный вопрос о ее руководящих органах и реестре акционеров, руководители акционерного общества тоже ссылаются на коммерческую тайну. После этого они пытаются оспорить предписания регулятора, Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР), в суде. Московский арбитраж подтвердил законность требований ФСФР раскрыть информацию. Получается, что только судьи могут решить, что важнее — коммерческая тайна руководителей компании или законные интересы ее миноритарных акционеров.
На вопрос о том, можно ли вообще секретить данные реестра акционеров, судебная практика пока ответа не дает. Значит, повторение таких случаев в будущем не исключено, тем более что засекречивание реестра, по мнению экспертов, дает широкие возможности для манипулирования его данными в случае корпоративных войн, которые все еще нередки на российских бизнес-просторах.
Парадокс в том, что закон о коммерческой тайне не только не определяет “общественный интерес” и интересы, например, миноритарных акционеров. Он не обеспечивает в должной мере и защиту коммерческих секретов. Госчиновники, в силу должности получающие доступ к бизнес-секретам, несут лишь административную ответственность за их раскрытие. Стоит ли удивляться широте ассортимента телефонных, налоговых и даже банковских баз данных на уличных лотках?
При этом в законе ничего не сказано о страховании ущерба от раскрытия коммерческой тайны. Такая страховка будет не лишней, если виновным в раскрытии тайны оказался просто сотрудник, не способный возместить убытки за всю свою жизнь. Но если нет упоминания в законе — нет соответствующих стандартов Минфина, — то такое страхование сегодня де-факто невозможно.
Итак, закон о коммерческой тайне нуждается в усовершенствовании как минимум по двум направлениям — необходимо точное определение понятия “общественный интерес” и установление реальной ответственности за злоупотребления информацией, являющейся коммерческой тайной.
